117.
Дальнейшее я слышал как сквозь толщу воды. Издатель что-то булькал о том, как нашёл Пробу Пера, чего это ему стоило, какие опасности он преодолел, но всё это проплывало мимо меня, как пузырьки воздуха со дна к поверхности. Я стоял и смотрел на Пробу Пера. И хотя освещена она была плохо, я всё же различил правильный контур лица, внимательные глаза, над ними — отчётливые штрихи бровей, и, в рифму им, нарисованные чёрной тушью волосы до плеч. И улыбка — уверенная, а взгляд — такой знакомый, совсем как у торговца из книжной лавки.
Затем мы куда-то пошли. В дом наверное, куда же ещё. Причём не то чтобы я именно пошёл, а, скорее, издатель подхватил меня под руку и повлёк внутрь. Мы поднимались по лестнице, я то и дело спотыкался, ноги заплетались, а перед нами шла Проба Пера. Она грациозно ступала, а я тупо пялился на её обтянутые чёрной кожей ягодицы, на отблёскивающий чёрный шлем, который она несла в руке, а в голове так всё гудело, будто меня только что огрели этим самым шлемом по темени. Издатель тем временем трубил о том, каким замечательным человеком оказалась Проба Пера, каким отзывчивым и чутким, и каким он был дураком, что не обращал раньше внимание на её творчество, что теперь обязательно опубликует сборник её лирики, и хотя поэзия сейчас не пользуется спросом, но он готов пойти на риск, потому что хочет отблагодарить Пробу-бу-бу-бу Пера-ра-ра-ра. Всё это походило на словопотоки влюблённого юнца.
Наконец мы вышли на открытую террасу или веранду, освещённую лунным светом. Меня обдало свежим ветром, в голове стало проясняться, и голоса обрели привычное звучание.
Моё внимание привлекла удивительная картина — прекрасный вид, что открывался отсюда. Под раскинувшимся звёздным небом расстилался ночной город. Я узнавал неспящую Москву: шпиль Останкинской башни, алые звёздочки Кремля, Триумфальную арку. Но по соседству с Триумфальной аркой я заметил другую башню, которой никак не могло быть в Москве. Эйфелеву! А ещё дальше — купол, который мне напомнил купол Исаакиевского собора! А рядом ещё один, похожий!
— Что это? — спросил я, ткнув туда пальцем.
Издатель проследил траекторию и ответил:
— Это собор святого Петра. А второй — собор святого Павла.
— А разве в Москве такие есть?
— В Москве нет.
Я какое-то время молча соображал. Проба Пера без слов наблюдала за нами.
— Значит, мы не в Москве? — предложил я.
— В Москве, — отклонил предложение издатель. —Я же тебя предупреждал: твоя книга переписывается, и Москва уже совсем не та, какой была когда-то. Неизвестно ещё, что для неё хуже: точечная застройка или же твой таинственный гость.
Я помолчал, вяло обрабатывая поступившую информацию. Я ощущал себя настолько уставшим, а свой мозг таким устаревшим, что новые данные требовалось загружать в меня при помощи перфокарты.
— Мне нужно найти золотой купол, — как робот просигналил я, — похожий на яйцо.
— У-у-у, — отозвался как со дна кувшина издатель, — да знаешь, сколько таких!
— Много? — спросил я в кувшин.
Издатель хмыкнул, обозначив верность моей догадки. Всё равно что искать соломинку в стоге иголок.
Проба Пера не вступала в разговор, а покинула нас и устроилась в шезлонге неподалёку.
— Мы недавно энциклопедию архитектурных чудес издавали, — поведал издатель, — и знаешь, что мне сейчас вспомнилось? — он оживился. — Посмотри-ка вон туда.
И указал в направлении ночного города, но не ввёл точных координат.
— Куда? — не понимал я от недостатка данных.
— Колизей видишь?
Я соврал и утвердительно кивнул за секунду до того как нашёл взглядом Колизей.
— Левее Колизея мост красивый видишь?
— Вот тот?
— Ну, да. Карлов мост. В Праге не был что ли?
— Нет.
— Ладно, ещё левее моста смотри, купол видишь?
Я увидел купол, который чем-то напоминал по форме яйцо. Но только золотым он не был.
— Это собор Санта-Мария дель Фиоре во Флоренции, — голосом влюблённого в город гида пропел издатель. — Красиво звучит, да? Для того времени при создании этого купола использовали передовую технологию. А свою форму он позаимствовал именно у яйца.
— Значит мне надо во Флоренцию, — вычислил я и направился напрямик к собору, в сторону перил веранды. Будто ступеньки во Флоренцию находились именно там.
— Да погоди ты, — ухватил меня за локоть издатель, словно я ломанулся на красный свет. — Если ты ищешь светящееся яйцо, то взгляни лучше туда.
Мы подошли ближе к перилам и он снова указал в направлении ночного города. Похоже, там были собраны все достопримечательности планеты. Разве что египетских пирамид я не находил.
— Во-о-он то здание очень похоже на яйцо.
Я действительно увидел на берегу реки постройку в виде светящегося в темноте яйца!
— Это здание мэрии Лондона, — объявил издатель.
— Лондона?! — как осаленный, подскочил я, словно меня только что перезагрузили и обновили до последней версии.
— Да, — отвечал издатель, озадаченный моей реакцией.
Импульсы в моём заработавшем как новенький процессор мозгу понеслись с такой быстротой и чёткостью, что сейчас же сложились в общую картину. Так вот зачем профессор настаивал на поездке в Лондон!
— Только это не совсем полное яйцо, — продолжил издатель, растягивая слова и настороженно поглядывая на меня в ожидании новых подскоков. — Оно лишь со стороны Темзы так выглядит. С обратной стороны сходство, я бы сказал, несколько утрачивается, хотя... кому как.
Лампочки во мне погасли. Ложная тревога. Вот почему профессор говорил, что ошибся насчёт Лондона. Отбой.
Я выдохнул. Лондон отпал как город-кандидат на поиски светящегося яйца.
— А вон то что за фигня рядом с яйцом? — между прочим спросил я издателя.
Он усмехнулся, поняв, что я имею в виду небоскрёб в форме сплюснутой и вытянутой вверх буквы «О».
— О-о-о, это строение того же архитектора, что и лондонская мэрия, — с улыбкой объяснил издатель. — Тоже в Лондоне, естественно, как и собор святого Павла. Это здание ещё называют дом-огурец.
Я в изумлении посмотрел на издателя и вытянулся в лице, совсем как описанный дом.
— Яйца, огурцы! — воскликнулось у меня. — Что за продуктовый набор! Так я скоро на оливье насобираю!
— А апельсин вместо ЦДХ не хочешь? — с иронией спросил издатель.
Я его не понял, но ответил:
— Нет, спасибо, мне и яиц достаточно.
Ко мне наконец возвращалось человеческое восприятие действительности: я даже начинал понимать иронию.
— Ну, ладно, — прервала нашу беседу Проба Пера.
Мы умолкли.
— Оставь нас, — обратилась она к издателю.
— Да, дорогая, — мягко ответил тот и покорно покинул веранду, затворив за собой стеклянные двери.
Когда я остался наедине с Пробой Пера, она жестом пригласила меня занять место во втором шезлонге. Я погрузился в тряпичное кресло и ощутил такое блаженство и одновременно такую усталость, что захотелось закрыть глаза и вздремнуть. Хотя я до сих пор ощущал неловкость и даже стыд, что по дороге сюда так плотно прижимался к Пробе Пера и так недвусмысленно клал голову ей на плечо.
Я всё ждал, когда она начнёт разговор. Мне не терпелось узнать, может ли она помочь мне. Сможет ли подсказать, как лучше одолеть моего соперника и выгнать его из дома, как переписать мою книгу обратно и всё расставить по местам. В конце концов она же тоже автор! И тоже творческий человек. Она наверняка должна понять меня!
Некоторое время она хранила молчание, но вот глубоко вздохнула и заговорила.