119.
      Неужели это настолько просто? И хотя я не очень понял последовательность действий и что именно я сделал, но у меня получилось!
      Из размышлений меня вывел голос Пробы Пера:
      — Ты — как бы автор в этой книге. Ты играешь здесь роль автора. Но в первую очередь ты персонаж и действуешь в полном соответствии с законами, которые здесь работают.
      Её голос был спокоен и ровен, она словно читала хорошо знакомую ей лекцию по предмету, в котором считала себя специалистом.
      — Если истинный автор научит тебя летать, — ты преодолеешь земное притяжение. Если даст умение дышать под водой, — превратишься в Ихтиандра. Научит читать мысли — станешь телепатом. Ну, и так далее. Этого может требовать сюжет книги. Понимаешь, о чём я?
      Я раздавленно молчал.
      — И последовательность твоих действий тоже определяется сюжетом, — продолжала Проба Пера. — Например, мне следовало появиться в позапрошлой главе, вот я и появилась. Ни раньше ни позже.
      — А ты хоть пробовала?
      — Что?
      — Появиться в другом месте книги и в другое время?
      — Чушь!
      — Почему?
      — А зачем?
      — Ну, интересно же.
      — Нет! Чушь и бред собачий. Это невозможно.
      — Вот видишь, ты мыслишь как персонаж этой книги. А я нет.
      — Бестолочь! — нетерпеливо воскликнула Проба Пера, в гневе поднялась с шезлонга и подошла к перилам. — Как ты не понимаешь, что и мысли твои тоже продиктованы сюжетом! И если по сюжету надо, чтобы ты думал, будто ты автор этой книги и действуешь самостоятельно, то ты и будешь считать эти мысли своими!
      Во рту пересохло настолько, что вместо слюны я сглотнул горсть песка.
      Развернувшейся передо мной правде я никак не был готов. Всё это было слишком жестоко. Наверное, то же самое испытывает человек, когда в двадцатилетнем возрасте узнаёт, что он не родной ребёнок в семье. В один миг рушится всё, что казалось незыблемым, непоколебимым и непреложным, во что верил все эти годы. Моё восприятие действительности тоже сейчас обратилось в руины.
      Я поднялся с места и подошёл к Пробе Пера. Если верить ей, то вся эта книга — одна большая клетка, а моё движение по страницам — просто прогулка по тюремному дворику?
      — В каком-то смысле да, — без эмоций в голосе ответила на мои мысли Проба Пера.
      Моё терпение лопнуло.
      Я резко схватил ПП за плечи и развернул к себе.
      — Послушай. Может ты мне скажешь наконец. Как так получается, что вы все всегда знаете, о чём я думаю?! Это невыносимо! Я чувствую себя голым перед вами!
      — А немного напрячь извилины? — она предложила мне самому догадаться.
      — Не знаю! — заорал я.
      Проба Пера медленно высвободилась из моего захвата и в задумчивости обернулась лицом к ночному городу.
      — Смотрю я на тебя и понять не могу… — она глубоко вздохнула. — Почему именно тебя сделали главным героем. Ты ж дурак.
      Я почувствовал себя уязвлённым.
      — Ты совершенно не желаешь думать. Ты даже видеть не умеешь.
      Я вспомнил сборник её стихов, в котором она зашифровала маршрут моих передвижений. И решил поспешно реабилитироваться, как мальчишка, что разбил дорогую вазу, но заботливо смёл осколки в угол:
      — Но я же догадался о предназначении твоих стихов! Я же добрался до метро! Почему ты меня не ждала?
      Мой вопрос прозвучал с претензией и даже с вызовом.
      — Потому что ты опоздал, — последовал ответ, холодный, как вынутая из морозилки рыбина.
      — Но ты всё-таки ждала? — я попытался оттаять рыбину.
      — Нет, — не желала оттаивать та.
      — Почему?
      — Знала, что ты всё перепутаешь.
      — Откуда?
      — Того требовал сюжет!
      — А если бы я сразу пошёл по первым буквам?
      — То встретил бы меня раньше.
      — И события развивались бы иначе?
      — Разумеется.
      — Ага! — заликовал я. — Значит я всё-таки нарушил сюжет!
      — Нет.
      Улыбка не задержалась на моём лице.
      — Ты не нарушал сюжет. Просто ты пошёл по другому сюжету, но всё равно он придуман за тебя.
      — Не понимаю.
      — Не удивлена.
      Как же всё-таки ей удаётся меня постоянно подкалывать. Это не Джули, которая хотя бы сочувствовала моему неведению. Но всё же я попытался оспорить утверждения Пробы Пера.
      — Не может же в одном сюжете курочка Ряба снести яичко, а в другом — полететь в космос вместо Белки и Стрелки.
      — Может. Только это будут два разных сюжета.
      Я задумался, опустил глаза и елозил взглядом по и без того надраенным перилам.
      — Выходит, что сюжет — это судьба?
      И снова протёр взглядом перила.
      — И от неё не уйти?
      Перила уже сверкали от моего взгляда, как наполированные рельсы.
      — Всё написано заранее, и мы, как трамвай, просто идём по рельсам по прочерченному маршруту?..
      — Что-то вроде того, — безразлично отвечала ПП. — Что бы ты ни делал, как бы ни пытался изменить мир вокруг себя, любой результат твоих действий — это и есть сюжет. Он неизменен и определён заранее. Тебе только может казаться, что ты делаешь или выбираешь что-то сам. На самом деле ты только играешь написанную для тебя роль.
      Каждое из этих слов стальным гвоздём вонзалось мне в голову, по самую шляпку, что и не вытащить. Я буквально осознал выражение «вбить себе в голову». Но… каким же разительным образом всё это расходится с тем, что утверждал профессор в момент нашего расставания.
      — Профессор — жалкий выскочка! — выпалила ПП в ответ на мои мысли. — Он пытается обрести свободу, но не понимает, что за пределами этой книги жизнь для него невозможна! Как и любой персонаж, он живёт только до тех пор, пока кто-то читает книгу. Стоит книгу закрыть — и всё! Точка! Нет ни профессора, ни меня, ни тебя! Умерли мы! Нет нас! Мы не существуем, пока книга закрыта. Мы живы только пока нас читают!
      Всё это она проговорила с нескрываемой яростью и ненавистью к старику. Я попробовал оправдать его, хотя и не слишком активно:
      — Он говорил то же самое.
      Видите: не слишком активно.
      — Он мог говорить тебе всё что угодно, — не оценила попытку ПП, — мог вешать самую изысканную лапшу на уши… Впрочем, — она неожиданно успокоилась, — сейчас он безобиден. В молодости был поопасней.
      — Так это… ты его переписала? — и внутри у меня настал ледниковый период.
      — Нет, — она отрицательно покачала головой. — Ты.