120.
      Прохладный ветер дул со стороны низины. Он был мне сейчас жизненно необходим. Казалось, мозг настолько перегружен новой информацией и так бешено работает, что если его не охладить, он расплавится и вытечет через уши наружу.
      — Не вытечет, — сухо отметила Проба Пера. — Вот если бы сюжет того требовал, тогда бы вытек.
      Спасибо, утешила. Я утомлённо посмотрел ей в лицо. Как многое ей известно, и какую невыносимую правду она мне сейчас открыла. И мысли читает, как ясновидящая. Как же она это делает?
      — А ты подумай, — по-учительски наставляла ПП.
      — Не знаю.
      — Что может быть прочитано?
      — Не знаю. Отстань! — в раздражении отмахнулся я.
      — Подумай! — не отставала она.
      Ну не хотелось мне думать! Мне сейчас хотелось разбежаться, перемахнуть через эти перила и полететь к чёррртовой матери вниз, чтобы всё наконец кончилось!
      — Ты бы непременно это сделал, если бы…
      — Знаю-знаю, — небрежно перебил я, — если бы сюжет того требовал.
      Она удовлетворённо кивнула.
      — Ну, так что может быть прочитано? — как сердобольный экзаменатор, в сотый раз спросила она.
      — Прочитано может быть то, что написано, — пробубнил я очевиднейшую вещь.
      Она опять кивнула.
      — Теперь ты понял?
      Я молчал.
      Но когда оглянулся на предыдущую страницу, меня осенило. Всё, что я думал, все мои мысли были аккуратно напечатаны типографской краской, и их можно было легко прочитать! Она права. Я действительно дурак. Я посмотрел на неё. Её лицо было обращено к городу и повёрнуто ко мне в профиль. Она едва заметно улыбалась. Ветер перебирал пряди её прямых тёмных волос, похожих на грифельные штрихи.
      Мы постояли молча. Я разглядывал город в низине. Этот вид мне даже начинал нравиться. Неожиданно на верхушке Останкинской башни зажглась алая кремлёвская звезда. Занятно, подумалось мне. Москва всё ещё переписывается.
      — Но что мне теперь делать? — тихо и смиренно спросил я.
      — Ты сбился с пути, — ласково, но строго отвечала ПП, как хозяйка пансиона для непослушных мальчиков. — Тебе нужно возвращаться домой. Ничего не бойся, я обо всём позабочусь.
      Она умолкла, и я понял, что расспрашивать её больше не о чем.