128.
      Я оторвал взгляд от дороги под ногами и огляделся. Не знаю, сколько времени мы блуждали по окрестным улочкам, переулкам и дворам и куда сейчас забрели.
      — Где-то там, — Джули указала в направлении одного из двориков, откуда доносились звуки.
      Мы прошли вглубь двора. Звуки усилились и теперь напоминали всхлипы. Наконец мы обнаружили их источник. На детской площадке на сиденье качелей сидел сгорбившись и обхватив голову руками человек. Он содрогался в рыданиях, часто всхлипывал и то и дело еле слышно шептал: «Проиграл. Проиграл».
      — Что с вами? — участливо спросила Джули, когда мы подошли ближе.
      Я потянул её за руку прочь от незнакомца. Джули вскинула на меня глаза и заявила:
      — Надо ему помочь!
      — Да не надо ему помогать, — заныл я. — Подумаешь, пьяница, проиграл деньги на выпивку, вот и скулит теперь.
      Она вырвала руку и повернулась ко мне спиной.
      — Что проиграл? — спросила она несчастного.
      Он всё качал головой да твердил под нос слова, с досадой цедя их сквозь зубы:
      — Проиграл, проиграл.
      — Пойдё-о-ом, — настаивал я.
      Джули не ответила.
      — Проиграл, проиграл.
      — Мы можем вам чем-то помочь? — спросила она, присела на корточки и заглянула в лицо незнакомца, как заглядывала в лицо мне, когда я, перепуганный, сидел на круглом стульчике у поэтического пианино.
      — Проиграл. Проиграл, — в трансе повторял человек и дрожащим пальцем указал вниз.
      Мы посмотрели в том направлении и в свете полной луны увидели на песчаной дорожке следующее:

К — — — — — — — — Я

А Л В Е У Т Д Б П Р

      Я усмехнулся.
      — Подумаешь, проиграл в детскую игру!
      И вновь обратился к Джули.
      — Пойдём, это несерьёзно. Он не в себе.
      — Проиграл. Проиграл.
      Джули поднялась.
      — Проиграл! Проиграл! — раздалось громче.
      Она пожала плечами и мы отвернулись от незнакомца.
      — Проиграл! Проиграл! — в полный голос закричал он.
      Кажется, у бедняги началась истерика. Я взял Джули за плечи и повёл прочь, а то ещё, чего доброго, попадём под горячую руку. Но внезапно у нас за спиной раздались звуки возни, мы обернулись и обнаружили, что человек засовывает голову в петлю, привязанную к верхней перекладине качелей. Мы бросились к нему. Я схватил его за корпус — он оказался совсем не тяжёлый, — а Джули скинула с него петлю, отвязала верёвку и зашвырнула подальше.
      — Ну-ну, успокойтесь, — она помогла мне усадить самоубийцу обратно на сиденье, от чего оно жалобно скрипнуло, — разве так можно?
      — Проиграл, проиграл, — вновь в исступлении затвердил человек, предпринимая слабые, но отчаянные попытки вырваться, как маленькая взбесившаяся зверушка.
      — Нельзя оставлять его одного, — Джули посмотрела мне в глаза.
      Я молчал. Я совершенно не хотел сейчас становиться службой помощи психически неуравновешенным людям. Я не знаю. Мне было на него плевать.
      — Проиграл. Проиграл.
      — Нельзя бросать его здесь, — твёрдо повторила Джули в ожидании моего ответа.
      «Ну и возись с ним», — стиснув зубы подумал я. В ответ на мои мысли она демонстративно отвернулась. Я тоже отвернулся. Мне на глаза вновь попали странные буквы под ногами. Чёрт, а ведь это даже занятно.
      — Ты знаешь его? — спросил я Джули, не сводя взгляда с букв.
      — Нет.
      — Смотри.
      Я крепко схватил её за руку и потянул прочь.
      — Проиграл. Проиграл.
      — Но он… — стала упираться Джули.
      Я рванул её за собой, и она не договорила.
      — Что ты делаешь! — сопротивлялась она. — Так нельзя!
      — Молчи!
      Мы отошли шагов на десять и обернулись.
      На фоне освещённой луной стены на перекладине качелей покачивалась фигура повешенного.
      Джули закрыла рот рукой, но было видно, как губы её затряслись.
      Прошло всего несколько секунд. При всём желании и всей прыти невозможно было за это время отыскать верёвку и заново прикрепить её к качелям.
      — Ты убил его! — воскликнула Джули и бросилась было к повешенному, но в испуге остановилась. — Ты позволил ему убить себя!
      Я и сам с трудом сохранял хладнокровие, хотя впервые видел висельника и было, конечно же, жутко.
      — Нет, — ответил я сорвавшимся в хрипоту голосом. — Это сюжет его убил.