136.
      Мы выскочили на улицу и обнаружили себя снова в Москве. Никакого Казанского собора и Невского проспекта. Я обернулся обратно к дверям, но те оказались наглухо заперты, а сам магазин производил впечатление опустевшего и покинутого. На двери виднелась табличка «Ремонт». А чуть ниже ещё одна: «Учёт». А пониже третья: «Переучёт». И совсем внизу и мелко: «Санитарный год». Подёргав массивную дверную ручку и убедившись, что все эти таблички не розыгрыш эксцентричного директора, я повернулся и упёрся спиной в двери. Мне катастрофически нужна была точка опоры. Не столько в физическом понимании, сколько в моральном. Я в буквальном смысле ощущал, как земля то и дело стремится уйти из-под ног. Как пространство и время завиваются в неимоверные спирали и пружины, и когда пружина резко раскручивается, высвобождается колоссальное количество энергии, и происходят эти стремительные пространственно-временные переносы. Похоже, единственным пониманием местного времени станет принятие того факта, что время здесь течёт во всех направлениях одновременно. Такой вот тавтологический парадокс.
      Да, я конечно же читал фантастику, множество похожих рассказов о перемещении во времени. Но я и представить себе не мог, что сам когда-нибудь окажусь в хитросплетении этих временных нитей, которые спутались в столь причудливый клубок и запутали в нём меня самого. Найти бы ту нить Ариадны, которая выведет меня из этого лабиринта, где отсутствуют ориентиры, где время меняется местами с пространством, а следствия опережают причины. Происходящие со мной события вновь и вновь убеждали меня в том, что жизнь преподносит нам такие сюжеты, по сравнению с которыми самый затейливый и изощрённый фантастический роман не более чем примитивный анекдот.
      — Знаешь, это похоже на временные нити, — заговорила Джули, — я где-то об этом читала.
      Ну да, где-то. Ты читала это пятью строчками выше.
      — Это как вязание, — продолжала рассуждать она. — Время — это нить, и в какой-то момент она сама пересекается с собой. Так образуются временные петли.
      Я понуро кивнул. Мне вспомнилась женщина с яркими губами и с вязанием в метро. Тоже мне мойра.
      — Ну а я-то здесь при чём? — безвольно проговорил я.
      — При том! — горячо отвечала Джули. — Ты и есть спица. Ты сам вяжешь эти петли.
      — Сам вяжу, — как попугай повторил я.
      Угу, швец-многостаночник.
      — Что делать собираешься? — неожиданно спросила Джули, и прозвучало это не как вопрос, а как побуждение к действию.
      — Домой поеду. Надо догнать того, в шляпе. Здесь что-то неладно.
      «Что-то». Смешно. Да здесь всё неладно!
      Я оттолкнулся спиной от дверей магазина, подошёл к проезжей части и вытянул руку, чтобы поймать попутку. В метро я больше не сунусь.
      — Да и дед твой уже на нервы действует, — буркнул я мимоходом.
      — Не сердись на него, — вступилась за старика Джули, — он же старается помочь!
      — Кому? Себе в первую очередь?
      Джули смолчала. А меня её молчание только больше выводило из себя.
      — Из-за него я здесь, понимаешь?
      Притормозила машина. Водитель пригнулся и подался ближе к пассажирской двери, чтобы выслушать меня, но я в раздражении только отмахнулся от него, мол, проезжай мимо. Хотя руку продолжил держать поднятой.
      — Если бы не он со своими жалкими потугами изменить мир, спасти себя и русскую литературу, я бы сидел себе преспокойненько дома, а читатель не читал бы сейчас эту муру!
      Вторую подъехавшую машину я прогнал тем же образом.
      — Тоже мне мессия, — с ехидством закончил я и заметил, что Джули сделала над собой усилие, чтобы воздержаться от спора, который неминуемо вылился бы в ссору.
      Затормозила третья машина.
      — Чем расплачиваться собираешься? — холодным, как из проруби, тоном спросила Джули, обозначив точку в наших пререканиях.
      Должен отметить, этот вопрос мигом охладил мой пыл и вернул к реальности. Сколь бы ни был фантастичен и причудлив окружающий меня мир, но в нём существовали и как назло исправно работали свои финансовые отношения. За проезд полагалось платить. Я машинально похлопал себя по карманам, заведомо зная, что денег в них не окажется, но обнаружил кипу бумажек, щедро оставленных моими читателями. Развернув первую попавшуюся записку, от которой веяло женским парфюмом и вожделением, я нашёл в ней побудительную форму глагола «Позвони», обильно украшенную вензелями, и номер телефона.
      — Вот этим и буду расплачиваться, — смекнул я, оторвал, скомкал и выбросил часть листочка со словом «Позвони».
      — Куда ехать? — скучающим тоном спросил водитель.
      Я назвал адрес.
      — Сколько? — так же тоскливо спросил он, явно не заинтересованный в поездке.
      Я протянул ему бумажку с цифрами. Он не переменился в лице, но кивком головы пригласил садиться.