14.
      — Именно за этим я тебя и позвал, — заговорил он снова, не дав мне даже перевести дух.
      — Как позвал? — я забыл о страхе и удивился. — Я пришёл сюда сам.
      Издатель поджал губы и, кажется, растерялся.
      — Вот как? Ты разве не получал письмо от меня?
      Я замотал головой.
      — Как же ты узнал, что должен придти?
      — На удачу. Ещё в восьмой главе я подумал, что раз в деле замешана моя новая книга, а печатал я её здесь, то…
      — Логично, — в задумчивости перебил меня он. — Наверное ты не успел получить моё письмо: этот негодяй выгнал тебя раньше. Ну да неважно, — он хлопнул в ладоши. — Главное — ты тут.
      Я глубоко и с облегчением вздохнул, точно выполнил этап ответственной работы. Но что делать дальше?
      — Найди Пробу Пера, — незамедлительно ответил издатель, словно прочитав мои мысли.
      — Но она же исчезла! — запротестовал я.
      — Именно, — принял протест издатель. И тут же отклонил: — И пока её не нашли где-нибудь с пером в рёбрах, она может быть жива и что-то знает.
      — А что если она сама за всем этим и стоит? — меня передёрнуло. — Сначала драматург, теперь я.
      Издатель задумался.
      — Не вижу смысла, — резюмировал он. — Да и каков мотив? Между собой вы не знакомы, значит никаких личных обид, сам посуди. Никто из вас троих никому дорогу не перебегал. В издательском плане, разумеется. Вы птицы разного полёта. Так что не вижу связи.
      Он в задумчивости помял подбородок и отчётливо повторил:
      — Нет. Никакой связи.
      Его доводы казались мне убедительными.
      — Вы втроём, — обобщил издатель, — звенья одной цепи, причём все жертвы. Первая жертва мертва. Вторая исчезла. Ты — третья. Найди Пробу Пера, и вместе мы попробуем размотать этот клубок.
      — А зачём всё усложнять? — фыркнул я. — Не проще ли обратиться в милицию?
      Издатель уставился на меня в изумлении. Глаза его округлились, как магнитофонные бобины эпохи его молодости. Он даже отпрянул немного. И вдруг расхохотался. Да с таким заразительным хохотом ему бы закадровый смех в сериалах озвучивать, а он тут надо мной потешается. Мне сделалось неказисто. А что я такого сказал?! Нет, ну вот что?
      — Ну, насмеши-и-и-ил, — сквозь смех проговорил издатель, тарабаня ладонью по крышке стола. — И что ты там скажешь? — тут он заговорил тонюсеньким голоском: — «Меня выгнал из дома герой моей собственной книги»? — и снова вернулся к обычному тембру, — Вот потеха-то будет! Да твоим случаем заинтересуется не милиция, а её соседи по телефонной книге!
      И он покрутил пальцем у виска. А я злился, хотя и понимал, что всё так.
      — Да и потом, — издатель стал серьёзен, — какая там к чёрту милиция, когда твоя собственная книга тебе больше не принадлежит.
      Я уставился на него так, будто со мной заговорило его кресло. Да-да, подтвердило кресло, истая правда. Но я не склонен был доверять говорящей мебели.
      — Да ты взгляни в окно, — убеждал издатель из кресла и кивком указал направо.
      Я повернул голову в том направлении, но упёрся взглядом в глухую стену с репродукцией Ван Гога.
      Издатель засуетился:
      — Гм, извини, секундочку.
      Снова что-то пометил в книге, и на моих глазах в стене на месте картины образовалось окно.
      — Впечатляет, — оценил я. — Видимо, тот самозванец тоже так умеет.
      — Не это главное. Где происходит действие твоей книги?
      — В Москве, — буркнул я пренебрежительно, словно вопрос не предполагал иных ответов.
      — Н-да? — издатель поставил локти на стол, сложил пальцы замком, упёрся в них подбородком и улыбнулся. Ох уж эта его улыбочка! Затем вновь указал взглядом на окно, приглашая подойти ближе.
      Мне не надо было подходить ближе. Вид отсюда был мне знаком до мелочей. Я столько времени провёл в этом кабинете, убеждая напечатать мою любовь к тебе, что мог с закрытыми глазами описать происходящее снаружи.
      Но всё же поднялся с места и подошёл. Подошёл и глазам не поверил. За окном гудел Питер.