16.
      За окном гудел Невский. А ведь когда-то эти окна выходили на набережную Москвы-реки.
      — Тебе надо спешить, — заговорил издатель торопливо. — Он переписывает твою книгу. Скоро ты будешь не ты, а события пойдут кувырком. Ищи Пробу Пера. Если она жива, она поможет.
      Стоп-стоп-стоп-стоп-стоп! Не так сразу!
      — Откуда вам всё это известно? — недоумевал я, едва успевая осознавать услышанное. — Вы как будто уже прочитали эту книгу и знаете, чем всё кончится. Если так, — взмолился я, — скажите, как всё устроить!
      — Это невозможно, — отрезал он. — В книгу, как в реку, нельзя войти дважды. Пока её читают, события непрочитанных страниц вихрем меняются с таким непредвиденным результатом, что сложно угадать, что ждёт читателя в самом конце. И вообще ждёт ли его что-то. И не станет ли вдруг читатель героем, герой читателем, а автор — наоборот — не будет ли вышвырнут напрочь.
      Я ничего не понял, но сделал вид, что ответ меня удовлетворил. Дураком-то выглядеть тоже неохота. Вместо этого я напустил на себя деловой вид:
      — Ну, а как я найду Пробу Пера? Её же мало кто видел.
      — Может и не видел, — отвечал издатель, — а вот голос слышал. Если послушаешь её песни, заметишь, что она слегка грассирует. Незаметно, не режет слух, но есть немного. Какая-никакая а всё же примета. Начни поиски с книжной лавки при «Ага». Там звучат её песни и там наверняка подскажут.
      Я послушно вскочил на ноги.
      — И торопись, — поторопил подгонял он, — с каждой минутой Москва становится не Москвой. Когда всё вокруг превратится в Питер, сыскать концы будет непросто.
      — А если не в Питер, а в Юпитер Венеру? Или Сатурн? — нескладно пошутил я.
      — Именно! Поспеши! — не оценил каламбура издатель.
      Он поднялся с места в знак прощания и сделал театральный жест в сторону двери. Я бросился к выходу. Но когда уже взялся за ручку и был готов распахнуть дверь, вдруг остановился и повернулся к издателю.
      — Можно последний вопрос?
      Он с готовностью кивнул.
      — Почему вы мне помогаете? Почему позвали к себе? И откуда знаете так много?
      Задав эти вопросы, я ощутил его готовность отвечать.
      — Начну с последнего. Я издатель. Я обязан знать многое, — он помедлил. — А позвал я тебя потому, потому… — он задумался, как школьник у доски. — Это может прозвучать кощунственно, м-м-м… но я не могу терять тебя. Да, — почти воскликнул он, пресекая возможные упрёки, — я преследую меркантильные интересы. Драматурга я уже потерял, а ведь делал на него ставку. Тем более что его «Космогония» недавно прошла с колоссальным успехом. Ей прочили большое будущее, гастроли и даже экранизацию! Воображаешь себе, что я потерял?
      Я вообразил и потупил взор.
      — А ты перспективный писатель, — продолжились откровения, — доходы от твоей последней книги превзошли мои ожидания, и я не могу потерять ещё и тебя. Я делаю тебе имя, ты мне делаешь деньги. Это бизнес.
      Последние слова он произнёс как бы извиняясь. Мне стало неловко. В конце концов не посторонний человек мне: за время работы над изданием моей любви к тебе мы стали приятелями. Я кивнул и вышел вон.