37.
Я ещё немного повертел сборник в руках и перелистал его в поисках какой-нибудь скрытой информации. Даже просмотрел страницы на просвет и прочитал выходные данные, обнаружив, что издан он был тиражом в один экземпляр, но… так ничего и не нашёл. Разочарованно вздохнув, я с досадой запихнул книжку в карман.
В этот момент моё внимание привлёк звук, не слишком-то свойственный обычному гулу подземки. Звучала музыка. Я взглянул в сторону источника и увидел невдалеке человека. Он играл на губной гармошке, прислонившись спиной к одной из колонн. Причём это не был студент, который спустился в метро подзаработать. Этот человек просто стоял и играл в своё удовольствие. Внезапно совсем рядом со мной зазвучало эхо музыки. Я перевёл взгляд и увидел второго человека, который находился в двух шагах от меня и тоже играл на гармонике.
На малолюдной станции музыка гулко разносилась по залу, и отголоски её угасали совсем не сразу, а отражались от колонн и мраморного шахматного пола, создававших неплохую акустику. Под потолком в такт музыке неспешно раскачивались от ветра светильники в шарообразных матовых плафонах, похожие на длинный ряд белых многоточий. Неожиданно для себя я обнаружил, что слушаю эту игру уже довольно долго, а значит, интервалы между поездами увеличились, как это бывает около полудня или же ближе к ночи. Совершенно не имея представления о времени, я решил взглянуть на электронные часы над въездом в туннель. Каково же было моё удивление, когда на месте ожидаемых четырёх цифр я увидел «Г Г : Г Г». Посчитав это неисправностью оборудования, я перешёл к противоположной платформе, но и на вторых часах увидал то же самое. Правда, внимание моё привлекло соседнее табло, на котором выводится интервал между прибытием поездов. Вопреки обычному возрастающему значению цифр я обнаружил обратный отсчёт. Вот 18 превратилось в 17, затем в 16 и так далее.
Я продолжал смотреть на бегущие цифры, а внутри меня, как сырое бельё в центрифуге, смешивались нарастающее чувство тревоги и безмерное любопытство, справиться с которым я даже не пытался. Про себя я усмехнулся, что сам не знаю событий собственной книги, а из автора давно уже превратился в заурядного персонажа, который шарахается от каждой тени и вздрагивает от каждого звука.
Тем временем цифры на табло продолжали уменьшаться. На всякий случай я занял положение между колоннами, чтобы иметь пространство для вероятного манёвра, но так, чтобы при этом видеть и табло. Отсчёт стремился к нулю. Я посмотрел в темноту туннеля, откуда должен был появиться поезд, но никаких признаков его приближения не было: ни ветра, на гула. Я вновь взглянул на табло: вот единица сменилась на ноль. И ровно в этот миг на станцию плавно и совершенно беззвучно вкатился состав. Необычность его появления усиливалась и внешним видом: стёкла были запотевшими изнутри так, что сквозь конденсат едва угадывались фигуры немногочисленных пассажиров, а снаружи вагоны были блестящими от стекающих капель воды. Чтобы убедиться, что зрение, а особенно воображение моё меня не обманывают, я подошёл почти вплотную к замедляющему ход поезду. Так и есть: вагоны были мокрыми. Но в этой части московской подземки нет открытых участков линии! Ближайшие наземные пути находятся довольно далеко, значит, поезд не мог только что попасть под дождь! Сумасшествие какое-то! Не мог же он вынырнуть из-под воды!
Наконец состав остановился, двери одного из вагонов оказались ровно напротив меня. Когда они всё так же беззвучно открылись, из вагона мне навстречу протянулась рука, схватила меня за одежду и втащила внутрь. Двери захлопнулись. Диктор не объявил следующую станцию.