72.
      — Мы внутри твоей книги, — не дожидаясь моего вопроса, объяснила Джули. — Ещё более внутри, чем раньше. Мы между строк.
      — Стар я уже для этого, — охал старик, неуверенно ступая и не отрывая взгляда от пола под ногами.
      — А почему мы идём такой странной дорогой? — спросил я Джули, когда она подошла к профессору, чтобы взять его под руку.
      — Для безопасности. Так нас невозможно отследить, если за нами кто-то следит.
      — Видишь ли, — пояснил профессор, всё ещё кряхтя, — в написанных книгах, сколько бы раз они ни переиздавались, расстояние между строк строго закреплено. И всё, что между этими строками заложено, тоже неизменно: скрытые смыслы, намёки, подтексты и прочее. Но леший дёрнул меня недавно сунуться в междустрочье к Булгакову — еле ноги унёс. Там всё ходуном ходит! И грохот стоит как в сборочном цехе на заводе. А позже я обнаружил, что доктор Борменталь в «Собачьем сердце» превратился — можешь себе представить? — в представителя нетрадиционной сексуальной ориентации! Срам какой!
      — Наверное так и переписываются книги, — предположил я.
      — Но ведь сами себя они переписывать не могут, — продолжил мои размышления старик. — Кто-то запустил этот механизм. И кто-то же им управляет!
      — Значит и моя книга точно так же переписывается.
      Профессор закивал.
      — И значит, — я развивал свою мысль, — надо найти того, кто это делает, чтобы всё вернуть на свои места.
      — Ты и представить себе не можешь, как страстно я этого желаю! — чуть не со слезами воскликнул профессор.
      Джули нежно похлопала старика по руке.
      Мы неторопливо продолжили путь. Вокруг было белым-бело, как на чистом листе бумаги. Только чёрная тропинка посередине. Профессор отозвался на мои мысли и задумчиво произнёс:
      — Стопка чистых листов — как открытая пустая дорога. Существует лишь для тебя одного. Не пройти нельзя. Пройти страшно. Боишься оставить не те следы. Но не надо бояться, она бесконечна. Суть этой дороги не в достижении конечного пункта, а в самом процессе преодоления.
      Немного погодя он прибавил с грустью:
      — Молодость — самое время для ошибок.
      За разговором я не заметил, как мы оказались на краю какой-то буквы. Здесь дорожка резко обрывалась и впереди была только белая пустота. Ряд букв над головой тоже закончился.
      — Конец строки, — объявила Джули, — мы почти на месте.
      — Но ведь дальше дороги нет! — ужаснулся я.
      Джули не ответила. Она молча подошла к самому краю, толкнула ладонью пустоту перед собой, и в пустом белом пространстве образовался проём.