77. (Глава семьдесят седьмая, в которой я делаю несколько шокирующих предположений).
      Футы-нуты! Я обо что-то споткнулся и едва не полетел носом вперёд. Хотя в тот момент мне хотелось вообще провалиться сквозь землю. Я почему-то почувствовал стыд, буквально физически ощутил его ожог. Как подглядел за кем-то в замочную скважину. Мне захотелось выйти из неловкого положения и переменить тему, но в то же время я понимал: любая попытка так поступить будет шита белыми нитками и заведомо окажется корявой.
      Но через мгновенье меня посетила другая мысль, и я понял мольбу во взгляде старика в момент нашего прощания. Вот зачем я им был нужен на самом деле! Не судьба русской литературы их беспокоила главным образом. От меня ожидали, что я помогу вернуть его молодость! А вернуть её — остановив разрушительное действие того чудовищного процесса, который волнами прокатывается взад-вперёд по всей моей книге. Конечно, они прекрасно понимали, что я не стал бы этого делать просто так, поэтому и прикрывались благородным мотивом.
      Прикрывались или же сами его и спровоцировали? Что если старик собственноручно испортил кучу русских книг, чтобы у меня не возникло сомнений в реальности происходящего? Вон как он многозначительно намекал, что может многое. Или вот это его «недавно я сунулся в междустрочье к Булгакову». Что это вообще? Он сказал об этом так буднично, будто рассказывал о своей прогулке по бульвару.
      Чёрт. Я вновь утратил доверие к этим людям. Чёрт! Чёрт! Они попросту обманывали меня! Крутили мною так и этак. Но как им удалось так ловко расставить ловушки, что в мгновение ока я оказался сначала на крючке у Джули, а потом и сам старик «усыпил» меня?.. Каким образом столь удачно для них в моих руках оказалась книга Пробы Пера, от поисков которой меня с такой лёгкостью отвлекла эта странная парочка?
      Но если старик так умело шаманит с книгами, почему не может сам себя сделать снова молодым? Значит ли это, что у него не хватает сил? И что тот, кто превратил его в старика, обладает мощью, намного превосходящей способности профессора? И значит ли это… — внутри меня всё похолодело и мысли потекли медленнее, давая мне возможность сполна осознать их, — значит ли это, что старик считает меня сильнее его самого и достаточно сильным, чтобы противостоять нашему незримому врагу? И что по силе я и мой противник если не равны, то сопоставимы? «Он сам не знает своих сил», — говорил обо мне профессор. Мне сделалось неотвратимо вот уже который раз.