94.
      Внезапно передняя часть трамвая подалась резко вверх. Да так, что я аж подскочил на месте, как если бы что-то тяжёлое привело в равновесие балансирующий вагон. А на крыше в задней части трамвая раздался громоподобный грохот. Не вполне понимая, что делаю, я рванул прочь из кабины и бросился вдоль по салону.
      Ближайшая к кабине дверь оказалась повреждена от сотрясения и полностью заблокирована. Но не успел я подбежать к открытым средним дверям, как путь мне преградил длинный хвост, пронзивший салон поперёк через оконные проёмы, а на месте заднего разбитого стекла, прямо за спиной у Джули, внутрь заглянула зубастая пасть грифона.
      Всё дальнейшее произошло с такой скоростью, что я не понимал, как вообще способен на подобное. Мой мозг заработал с фантастической чёткостью, я словно бы действовал по инструкции. Схватив длинный хвост грифона и даже не удивившись его гибкости, я молниеносно обвязал его вокруг одного из поручней и бросился к Джули, чтобы выпрыгнуть вместе с ней в заднюю дверь. В этот самый миг грифон переменил своё положение на крыше, центр тяжести сместился, и трамвай соскользнул вниз, унося за собой на дно крылатое чудовище, которое как ни цеплялось за край моста, как отчаянно ни било в воздухе крыльями, но так и не смогло вырваться из моей нехитрой ловушки. Стоит ли упоминать, с каким чудовищным и отчаянным визгом грифон боролся за свою жизнь, подчиняясь инстинкту самосохранения, свойственному, как выяснилось, даже этому чугунному созданию.
      Совершенно обессилев, мы повалились на спины, широко раскинув руки в разные стороны и часто и тяжело дыша. Вид центральной части города от нас закрыл поднявшийся почти отвесно пролёт Троицкого моста. А в небе, куда сейчас был устремлён наш взгляд, по-прежнему находилось точка затмения. Но вот чёрный диск медленно сдвинулся с места. Наконец всё закончилось! На-ко-нец! Наконец снова выглянет солнце и разгонит каменных отродий по местам! Как средневековый клирик, я связывал потусторонне пробуждение города с этим затмением.
      Не знаю как Джули, но я в душе ликовал. Кажется, впервые с самого начала этой книги я смог дать достойный отпор нависшей угрозе.
      Я глубоко и с облегчением вздохнул и от усталости закрыл глаза. Жёсткий асфальт моста казался мне сейчас самой мягкой периной.