106.
      Пока мы шли вдоль Александровского сада, я сообразил, что совсем неподалёку есть одно знакомое мне местечко под названием «Четвёртый Рим». Туда-то я и отправился в компании Джули.
      — О, дружище! Давненько не заглядывал, — поприветствовал меня бармен и по обыкновению крепко пожал мою кисть, словно собирался выжать из неё апельсиновый сок.
      —Давненько? — изумился я. — Я же только вчера тут был.
      Бармен пристально посмотрел мне в глаза и медленно и широко улыбнулся. Его улыбка могла бы стать отличной рекламой какого-нибудь освежающего напитка, которыми он угощал постоянных клиентов за счёт заведения.
      — У-у-у, — протянул он и лукаво глянул на Джули, — ты или заработался выше крыши или совсем часов не наблюдаешь! — и добавил со смехом: — Тебя не было неделю!
      Приняв это за неумную шутку, чего я за ним ни разу не отмечал, я кисло ему улыбнулся, как лимон лизнул, и проследовал за свой любимый столик у окна. Снаружи понемногу вечерело, хотя и было по-прежнему светло, а посетителей в кафе оказалось немного. В этой тишине мне наконец удалось немного расслабиться.
      За едой мы с Джули были не особенно многословны, увлечённые больше содержимым тарелок, чем планом будущих действий. Через какое-то время я отметил, что три посетительницы за столиком в самом углу зала то и дело поглядывают в мою сторону. Всякий раз от их взглядов мне становилось неуютно. Хотя, не скрою, на долю секунды я подумал, вдруг кто-нибудь из них и есть Проба Пера, от поисков которой я совершенно отвлёкся.
      Когда официантка унесла грязную посуду, и мы сидели в ожидании чая, одна из трёх незнакомок отважилась на подвиг. Подружки буквально выпихнули её из-за стола и отправили в нашу сторону. Приблизившись, она, робко и пунцовея от смущения, начала:
      — Извините, а ведь это вы?
      Я не понял вопроса, в чем не замедлил признаться:
      — Что я?
      Парламентёрша смутилась ещё больше и обернулась на сообщниц, но те лишь активными жестами подбадривали её к новым достижениям.
      — Вы автор моей любви к тебе, да?
      И заалела, как комсомольский стяг.
      — Да, — сознался я и усмехнулся глупым своим догадкам.
      — Тогда… вот, — чуть не теряя сознание, выдохнула незнакомка и протянула мне блокнотик с ручкой. — Вы не распишетесь?
      Признаюсь, у меня ещё ни разу не спрашивали автограф. И неизвестно ещё, когда спросят кто из нас робел больше: я или же моя читательница, пурпурно-розовощёкая и с прядкой волос, упавшей на лоб, которую она несколько раз попробовала сдунуть, безуспешно, впрочем. В итоге она поправила волосы пальцами.
      — Кому адресовать? — деловито спросил я, вспомнив, как обычно ведут себя в таких случаях знаменитости.
      — Полине Петровой, это я, — по-пионерски отрекомендовалась девушка и чуть не салютовала. — Можно просто ПэПэ.
      И вся зарделась, как рубиновая звезда на Останкинской кремлёвской башне.
      Я вздрогнул и посмотрел на эту ПэПэ.
      — Проба Пера? — машинально задал я неновый вопрос.
      — Нет, ручка пишет, я проверяла, — заверила меня эта ПэПэ.
      Я сделал выдох и усилие, чтобы унять дрожь в пальцах. Через пару мгновений на бумаге появился мой автограф, немного кривоватый, правда. Девушка в нетерпении выхватила блокнот и бросилась обратно к подружкам. Даже ручку у меня забыла. Какое-то время из дальнего угла доносилось возбуждённое перешёптывание и радостное повизгивание. Девушки выхватывали друг у друга блокнот, чтобы убедиться в подлинности моей подписи. Затем они поднялись из-за стола, собрались и направились к выходу. Проходя мимо нашего столика, ПэПэ, одолевая приступы застенчивости, объявила:
      — Очень ждём вас завтра!
      И сделала со своей фигурой нечто, что можно было бы принять за ускоренную версию крохотного реверанса.
      Ещё через мгновенье троица покинула кафе, и с улицы донёсся девичий смех.
      Где она ждёт меня завтра? С какой такой стати? Я было озадачился на этот счёт, но от размышлений меня отвлекла официантка с чайником и чашками на жостовском подносе.