134. (Глава сто тридцать четвёртая, в которой буква ё выходит мне боком).
      Поднявшись наверх, я тотчас же углубился в проходы между стеллажами. В поисках человека в чёрной шляпе я даже не сразу заметил, как оказался напротив полок с собственной книгой. Это на какое-то время — даже не отвлекло, а полностью поглотило моё внимание и совершенно заворожило меня, ведь никогда прежде мне не приходилось видеть мою любовь к тебе в таком количестве. В тот момент я испытал смесь головокружительных ощущений: это была и сладостная истома от осознания собственной значимости, и гордость за себя, и даже становилось чуточку страшно, как это бывает, когда мчишься на качелях вверх и на мгновенье замираешь в самой крайней точке описываемой ими дуги.
      — Простите, — кто-то скромно и вкрадчиво вывел меня из задумчивости, — можно вопрос?
      Я обернулся и увидел перед собой не очень молодого человека не очень молодого роста, но с очень виноватым взглядом. Его маленькие глазки за толстыми стёклами круглых очков так отчаянно бегали туда-сюда, что казалось, будто сильнее всего на свете они желают вырваться на свободу и укатиться подальше от своего хозяина.
      — Скажите, — начал было незнакомец, но не продолжил, а сделал несколько движений губами, как выброшенная на берег рыба, и умолк. Его глазки застыли, а рука безвольно потянулась за экземпляром моей любви к тебе.
      Я уже испугался за его состояние, как вдруг он пришёл в норму и продолжил:
      — А вы тоже соблюдаете букву «ё»?
      При этом глазки его как бы окружили меня со всех сторон.
      Я призадумался ненадолго. Вспомнив, что бережно отношусь к наследию Карамзина, а на титульном листе рукописи, отданной в издательство, поставил отметку «Сохранить ё!», я ответил утвердительно, что различаю «е» и «ё».
      — Да-а-а? — разочарованно протянул человек и посмотрел на меня так, будто я только что признался в нетрадиционной сексуальной ориентации. — Ну, ладно.
      И поставил мою любовь к тебе обратно на полку.
      — Позвольте и мне вопрос, — прозвучал голос слева.
      Толпа начинала проникать на второй этаж.
      — Видите ли, — начал человек с другим экземпляром моей любви к тебе, прижимая его к груди как бездомного котёнка, — сам я филолог и имею знакомого программиста. Так вот он совершает чудовищные орфографические ошибки, и утверждает, что свою мысль в письменном виде можно донести даже с ошибками.
      Я медленно кивнул, выражая понимание. Филолог от волнения принялся теребить пуговицу пиджака.
      — Но при этом, — с досадой жаловался филолог, — он имеет смелость утверждать, что стоит ему допустить хотя бы одну ошибку в написании программного кода, ошибиться хотя бы в одном единственном символе, как вся программа работать не будет. Представьте себе!
      — Какая избирательность, — поддержал я филолога.
      — Это же ни в одни ворота! — с жаром продолжал тот, ощутив поддержку, — Мы же теряем наш язык!
      Кто-то в толпе чихнул. Филолог оторвал-таки несчастную пуговицу.
      — Это ещё что! — вступил в разговор крупный солидный мужчина, пробравшись ко мне сквозь толпу и задвинув страдающего филолога себе за спину. — Я вот генеральный директор крупной промышленной компании. Моя фамилия Успехов. Но люди не воспринимают меня всерьёз! — басил серьёзный Успехов. — Когда я подписываю договора и деловые письма, все думают, что я желаю им успехов! А я всего лишь ставлю свою подпись! Сделайте с этим что-нибудь! — потребовал он с таким видом, что, окажись здесь паспортный письменный стол, он бы непременно бахнул по нему кулаком.
      — Ну, — замямлил я, — попробуйте… обратитесь, не знаю, в паспортный стол. Там вам хоть фамилию, хоть имя поме…
      — Да не, вы не поняли, — запротестовал Успехов. — Вам же как два пальца переписать человека. В своей книге букву поменяли — и всё: новый человек, новая судьба.
      Я бы наверное так и не нашёлся что ответить, если бы не новый участник беседы:
      — А меня вы вообще обидели — зазвучал женский голос, и ко мне приблизилась средних лет женщина с остатками мелирования на волосах. — Я вообще-то как бы поэтесса, и придумала себе прелестный такой псевдоним, как вдруг бах! — и выходит эта ваша книга.
      Женщина изобразила «бах!» — шлёпнула себя по ладони тыльной стороной другой.
      — А ведь Проба Пера это я! — обиженно заявила она. — Нельзя ли это как-то, ну там, исправить что ли, а?
      И в этот момент толпа взорвалась фонтаном выкриков, восклицаний и междометий. Ко мне потянулись десятки рук, каждому хотелось ко мне прикоснуться, люди обращались с просьбами, заявками, передавали мне листочки для автографа и какие-то записки. Я совершенно потонул в захлестнувшей меня народной волне. Я пытался каждому уделить внимание, что-то ответить, если надо, даже утешить. Ко мне обращались с невероятнейшими просьбами, словно принимая меня за чудотворца, кудесника или же мессию. О чём меня только ни просили: даже научить разговаривать попугая и силой слова оживить засохший кактус.
      Сквозь толпу я смог различить фигуру директора, стоявшего на отдалении, и оттуда, как полководец, наблюдавшего за ходом событий. Поймав мой взгляд, он живо заулыбался, активно закивал, всем своим видом показывая, мол, всё хорошо, общение проходит замечательно, посетители довольны, продажи возрастут, заходите потом ко мне в кабинет, у меня прекрасный армянский коньяк.
      Но к тому моменту, как директор жестами изображал количество звёздочек прекрасного коньяка, я вновь погрузился в нахлынувший с новой силой людской вал, и в этом круговороте из человеческих лиц и рук полностью потерял ориентиры и не находил выхода. И если бы не огромный проём широкого светлого окна, который маяком сигналил о спасении и дарил надежду на обретение свободы, я бы наверное давно уже потерял не только эту самую надежду, но и сознание.
      Неожиданно на фоне окна возник тёмный силуэт. Я увидел человека в чёрной шляпе, который и был целью моего визита в этот магазин. Он с невозмутимым видом подошёл к одной из полок, взял в руки мою любовь к тебе и устремился к лестнице на первый этаж. Он не обращал ни малейшего внимания на толпу и даже не смотрел в нашу сторону. Казалось, он или глух или пребывает в собственном параллельном пространстве, в котором отсутствую я и все эти люди. Либо же он нарочно не подавал виду, раздразнивая меня всё сильнее. Что исключать было никак нельзя, учитывая всю подозрительность этого типа.
      Я с новыми силами двинулся к маяку, роль которого теперь перешла от окна к тёмной фигуре незнакомца. Но, к несчастью, природа наделяет людей периферийным зрением, которое так не вовремя сработало с особой чёткостью и отметило странный вид за окном. Я пригляделся и глазам своим не поверил. За широким стеклом второго этажа книжного магазина, в котором я находился сейчас и который находился в Москве, я увидел — я увидел здание Казанского собора! Я снова очутился в Петербурге!
      Осознав это, я уже готовился попрощаться с рассудком, но к действительности меня вернула всё та же толпа, которая никак не желала со мной расставаться. Люди жали мне руку, хлопали по плечу, пихали мне в карманы записки, кто-то даже собрался меня поцеловать, и широкая ладонь уже легла мне на шею, чтобы притянуть к автору поцелуя, а щекой я ощутил было чьи-то густые усы, как кольцо тесного общения вдруг разомкнулось и я почувствовал себя свободным.
      Но на пути к лестнице оставалось последнее препятствие — директор магазина. Завидев моё приближение, он весь в порыве подобострастия вытянулся по струнке, как шкипер при виде адмирала, изображая полную готовность ответить на любые вопросы и посодействовать максимально плодотворному общению с читателями.
      — Пойду проверю, чтобы посетители внизу не остались без моего внимания, — отрапортовал я шкиперу.
      Тот чуть не отдал мне честь, но вместо этого резко кивнул, а затем ещё более резко запрокинул голову назад с такой силой, будто я только что врезал ему со всего маху апперкот. Я даже испугался было, как бы голова его не слетела с плеч и не укатилась куда подальше. Но нет, голова с плеч не слетела, а разулыбалась, как довольный котяра, и промурлыкала:
      — Наш Дом книги всегда рад таким гостям!
      Я покивал в знак признательности и понимания (ещё бы! наценка в этом магазине составляет никак не менее 200%!) и начал спускаться по ступеням. И только в этот миг вспомнил, что потерял из виду Джули. Резко остановившись посреди лестницы, я услышал шаги позади себя и обернулся. Она молча спускалась следом за мной. А на самом возвышении стояла притихшая толпа моих читателей во главе с директором, который продолжал всё так же кивать и улыбаться, кивать и улыбаться, словно улыбка у него была нарисована, а голова крепилась к плечам на пружинке. Я вновь оглядел лица этих людей с сожалением и благодарностью одновременно, как вдруг внимание моё привлёк предмет, который выпал у кого-то из них, покатился вниз по ступеням, и который я никак не ожидал здесь увидеть. Разноцветный дурацкий колпак.